Потери

An article graciously written and sent to me by mom's close friend, which was published in Israeli-Russian Magazine, "Силуэт".

Все уже круг друзей…

Эмилия Корытная

«Неправда, друг не умирает, лишь рядом быть перестает…» (К.Симонов)

Перейдя определенный возрастной рубеж, мы вступаем в полосу потерь. Собственно, полоса эта может возникнуть и раньше, но, «земную жизнь пройдя до половины», мы обнаруживаем вокруг себя разреженное пространство, где, даже если никаких катаклизмов не случилось, любимых и знакомых лиц осталось не так уж много… Это, конечно, естественный ход событий, но всякий раз смерть близкого, как разрыв снаряда, - потрясение.

Две недели назад умерла моя подруга – мы дружили почти 35 лет, хоть и жили последние двадцать лет в разных странах. И то, что я пишу сейчас, - единственное, что я могу сделать для нее, в память о ней. И мучаюсь, что не сделала этого, пока она была жива.

Мы познакомились с ней при довольно забавных обстоятельствах – в очереди на собеседование, на курсы экскурсоводов. Мы стояли в коридоре, сосредоточенно разглядывая свои руки. Потом подняли глаза, встретились взглядами, и Лера спросила: «А что, без маникюра сюда не берут?»

Нас взяли, хоть маникюр у нас был тогда совсем не яркий…

На курсах, у нас сложилась веселая компания, которую по имени одного из нас, Леня Колкера, стали звать «колкеры». Мы учили теорию, а потом ездили во всякие учебные поездки, где, как сейчас говорят «оттягивались» по полной программе. Нет, мы не пили и не бузили, мы просто доводили некоторых преподавателей до исступления своей абсолютной свободой – тогда, вероятно, это в самом деле не только мешало, но и ужасно раздражало. Мы позволяли себе говорить то, что еще не было принято говорить, а знали некоторые из нас много больше того, что полагалось…

Как-то, завершая учебу на курсах, мы с Лерой вместе повезли одну группу, кажется, в Минск. Рассказав все, что полагалось по ходу движения, мы стали развлекать своих туристов стихами, рассказами, песнями. Помню, как вдохновенно мы, сменяя друг друга, читали стихи-притчи-сказки Феликса Кривина, которого обожали. И что удивительно, все нас слушали, хотя это была группа с какого-то местного завода… Наверное, мы были так увлечены, что и им стало интересно, отчего белый бычок ищет по белому свету белую ворону… Кривин сейчас живет в Беэр-Шеве, но имя его и его дивные творения помнят сегодня только те, кто любили его когда-то… (Впрочем, на похоронах Ренаты Мухи – еще одна страшная потеря – я увидела венок с лентой «От Кривиных»).

Первым из нашей группы ушел Юра, по прозвищу Граф, длинный нескладный очкарик, который был всегда объектом шуток и розыгрышей – они с женой погибли на «Нахимове» по время того страшного круиза...

Потом не стало Вити Курсанова, самого старшего из нас, вечного студента, который - по легенде – проучился в университете двадцать лет, а потом его же однокурсники ему диплом вручали, вместе с глиняной медалью, на которой был запечатлен его усатый профиль…

Исчез их поля зрения самый респектабельный их нас – Юрка Екимов, эдакий супермен, похожий на молодого Пьера Ришара, теннисист, горнолыжник, фотограф, меломан, бабник, а по совместительству кандидат технических наук…

Кто знает, где сейчас Леня, подаривший группе свою фамилию, – он уехал в Израиль еще тогда, когда не было Большой алии, здесь я его не встречала – видно, продолжил путешествие в пространстве. А в те времена он был архитектором, замечательно знал наш город и здорово о нем рассказывал. Впрочем, в нашей группе было много отличных рассказчиков, и многих уже, увы, нет в живых. Умер недавно Борька Завельский, который был директором музея этнографии и народного творчества – такой деревянный городок из резных карпатских домиков, под открытым небом… При последнем нашем разговоре Лера с завистью сказала: - Вот счастливый, уснул и не проснулся…

Из ее уст услышать такое я не ожидала – она, проболев больше 15 лет, сохраняла удивительный оптимизм и жизненную силу. Видно, действительно, болезнь так измучила и изменила ее, что она смогла позавидовать чьей-то смерти.

Лера заболела, едва только приехав в Америку, обнаружили это случайно, во время обычной проверки. Операция, тяжелый период реабилитации, а потом регулярные обследования и опробование всех возможных методик – обычный путь онкологического больного.

У Леры был мощный стимул – дочка была еще маленькая, ее надо было поднять, дать образование, довести до той границы, где она уже сможет существовать самостоятельно, без мамы. Хотя где она, такая граница?.. Судя по самой Лере, ее мама была для нее и поддержкой, и подружкой, и необходимой частью жизни – до конца.

И Лера держалась. Она работала, почти все это время, без перерыва – это тоже был стимул, ощущение востребованности. Дочка подросла, закончила учебу – теперь нужно было дождаться ее свадьбы, а потом помочь растить внуков. Свадьбу сыграли знатную, по высшему разряду – впрочем, Лера всегда все делала со знаком качества. В школе училась отлично, вуз потом выбрала - из лучших, закончила его с блеском, потом спокойно и уверенно продвигалась по карьерной лестнице. А если она устраивала дома какой-нибудь «сабантуй» можно было быть уверенным, что все будет необыкновенно вкусно. Они с мамой накрывали полянки с такой изобретательностью, что даже лучшие хозяйки – они, как правило, очень придирчивы и ревнивы, не могли не оценить этого… Точно таким же перфекционизмом отличается и Аленка, ее дочка: у нее всегда изысканная стрижка (роскошные блестящие волосы достались ей от Леры, которая тоже всегда была модерново подстрижена), стильный прикид, фирменная обувка… Все должно быть лучшим!

Уже когда первая операция была позади и Лера немного пришла в себя, она затеяла первое путешествие - в Израиль. Волосы, почему-то начавшие виться после лечения, только-только отросли легким пушком, еще не прошел болезненный отек, но Лера была полна оптимизма, превозмогая усталость, ходила и ездила по стране, восторгалась красотами и радовалась общению со старыми друзьями и родными. Она привезла тогда с собой чемодан подарков, впрочем, это тоже была фирменная фишка – у нее всегда был специальный подарочный фонд, и никакое мероприятие не заставало ее врасплох (если Лера видела какую-то вещь, которая могла пригодиться, она покупала ее, даже если в данный момент это было ей совсем ни к чему).

А еще она всегда использовала любую оказию, чтобы передать что-то приятное друзьям. Иногда мы злились: вот, приехал какой-то чужой человек из Штатов в гости, а нам теперь за подарками от Леры приходится тащиться черт знает в какую даль, да еще ведь и ей нужно что-то передать, а попробуй сочинить подарок тому, у кого все есть! Но когда разворачивали с любовью сложенный пакет, всегда поражались точному попаданию – она знала, какой цвет и фасон кофточки (помады, теней для глаз, лака для ногтей) подойдет каждой из подруг, угадывала, какой именно флакон духов очень удобно расположится в сумочке каждой из женщин... А потом она стала везти и слать подарки и для наших детей и внуков, и снова – всегда точное попадание!

На каждый день рождения неизменно приходили поздравления, традиционные, на ярких открытках – всегда с остроумными пожеланиями, навевающими ностальгические воспоминания, цитатами, которые для нас были знаковыми, связывающими с каким-то событием. А на каждый семейный праздник они общими усилиями выпускали газету… Написала эту фразу и вспомнила, что и мы когда учились на курсах, пару разу сделали замечательные стенгазеты, одну из них я даже привезла с собой (и куда она подевалась во время переездов с квартиры на квартиру?..) Она была выпущена к какому-то сходняку: на листе ватмана были приколоты разные предметы от каждого пришедшего, что в кармане завалялось, у кого этикета от водочной бутылки, у кого записка с напоминанием купить картошки. Помню, была даже увольнительная, ее прикололи курсанты нашего политучилища (это уже когда ряды «колкеров» стали шириться). Жаль, что потерялась – замечательная была память о тех временах…

Примерно раз в месяц раздавался звонок от Леры – она была в курсе всех наших дел, мы подробно обсуждали с ней все происшедшее за прошедшее время. Даже с друзьями, которые живут в получасе езды, мы не поддерживали таких плотных контактов. Более того, через Леру мы узнавали о новостях друг у друга, находили потерянные связи – имя ее служило почти шпионским паролем: «Я знаю о вас от Леры…»

Тогда, в свой первый приезд в Израиль, она была полна надежд. А потом изо всех сил рвалась сюда снова – ей после приезда стало ощутимо лучше, или так казалось. И она приехала еще раз, через пару лет, снова полная оптимизма, опять с чемоданом подарков. А потом все телефонные разговоры завершались, почти как в молитве, фразой: «Я приеду…»

С такой же радостью приезжала к нам Аленка, сначала с мамой, а потом с мужем – при каждой возможности. В последний раз они был здесь в начале года, снова проехали всю страну, не забыли никого из родственников и друзей, раздавая подарки и рассказывая вновь и вновь, каким молодцом держится мама. И почти клятвенно было сказано: «Маме станет получше, я куплю ей билет в бизнес-класс, чтобы можно было лежать во время полета – она так хочет в Израиль…» И мы поверили, что еще немного - и мы снова увидимся.

Я поставила эпиграфом к этому тексту строки Симонова, очень оптимистичные и светлые. А, дописав, поняла, что на одном оптимизме и силе воли продержаться очень трудно. И как раз книга подвернулась современного, даже, я бы сказала, модернового писателя, работающего в стиле нестандартного фэнтези, Джаспера ФФорде (это у него такая фамилия), и прочла фразу: «Я не завожу слишком много друзей – они имеют обыкновение умирать, как только привяжешься к ним». Да, слишком много друзей мы теперь не заводим, но те, кто уже стал другом, тоже почему-то умирают. А после смерти остаются только в наших воспоминаниях…